Преломление судеб: история создания одной картины Евгении Адамовой

Воспоминания, словно драгоценные жемчужины в ожерелье жизни, и чем больше времени отделяет нас от памятных встреч и событий, тем ценнее каждая зафиксированная деталь, каждый эпизод, даже незначительный штрих на полотне судьбы…

Не так давно моя подруга Джемал Керимова рассказала удивительную историю, драматичную и в то же время жизнеутверждающую.

Будучи студенткой Туркменского государственного художественного училища в 70-е годы минувшего столетия, Джемал часто посещала выставки работ туркменских мастеров кисти. На одной из них к ней подошла Евгения Михайловна Адамова и попросила стать натурщицей для её новой картины. В назначенное время они встретились в мастерской народного художника.

Евгения Михайловна работала над созданием образа сборщицы хлопка, но Джемал никак не удавалось передать пластическую позу сельской труженицы.

- Ты что никогда не собирала хлопок?

- Нет. Даже, когда ездила на хлопок со студенческим отрядом, меня отправляли на кухню.

- Не огорчайся, я напишу с тебя набросок для другой картины… а твои родители не были против того, чтобы ты станешь художником?

- Наоборот, приветствовали мой выбор. Мой папа - сам художник.

- Повезло тебе. А мой отец – финансист, и запретил мне даже думать о живописи. Сначала, по его настоянию, я стала учительницей, потом поступила в мединститут, но на 3 курсе забрала документы и отнесла их в художественное училище. Какой скандал в семье вызвал мой поступок, словами не перескажешь! Несколько лет между мной и родителями были очень напряжённые отношения. Именно в этот период произошёл необычный случай, о котором я тебе расскажу.

«Однажды в военные годы, тогда я была замужем за Иваном Ивановичем Черинько (известный живописец, трагически погибший во время Ашхабадского землетрясения 1948 года), переходя железнодорожные пути, повстречала пожилую женщину, которая растерянно искала что-то. По-русски она не говорила и не могла объяснить, что с ней случилось, но было понятно, она нуждается в помощи», - начала рассказ Адамова.

Евгения Михайловна отвела её в дом родителей. И хотя мама художницы ни слова не знала по-туркменски, а гостья – по-русски, они нашли общий язык, и отлично понимали друг друга. Вскоре в семье узнали, что у Мамаджан-эдже, так звали эту женщину, было два сына. Старшего она проводила на фронт в прошлом году, а младшего призвали недавно. Она сопровождала его до Ашхабада. Вдруг состав с призывниками тронулся, а она осталась одна! Кругом рельсы, торопливо снуют туда-сюда незнакомые люди. В голове всё помутилось… Она не знала, почему оказалась здесь и что ей делать дальше… Страх сковал её.

Хотя в доме Адамовых Мамаджан-эдже была на правах члена семьи, она не спешила расставаться с привычным укладом жизни, и матрас с её кровати «перекочевал» на пол… Дня через три гостья попросила отвести её на базар. Худощавая женщина долго ходила между торговыми рядами, подыскивая для себя что-то и, наконец, нашла. Это была пряжа из верблюжьей шерсти – белые, черные, красные нити. Поняв в чём дело, ей тут же купили спицы.

Привычное занятие оживило её, а ловкие ритмичные движения спицами, красноречиво свидетельствовали о большом опыте рукодельницы. Первые джорабы она подарила хозяину дома, потом теплыми носками в национальном стиле были одарены все, имеющие какое-либо отношение к семье Адамовых. А затем гостья решила вязать туркменские носки на продажу, чтобы материально помочь семье, приютившей её. Но вмешался отец Евгении Михайловны: «Мы и сами справимся. Лучше вяжите носки для наших фронтовиков!». Мамаджан-эдже приняла этот совет с благодарностью, тем более, что сыновья были на войне. А вдруг и её мальчики получат теплые носки, связанные мамиными руками…

Подвиг туркменских женщин, сдавших в Фонд обороны во имя победы в Великой Отечественной войне тонны фамильных реликвий из серебра, будет жить в веках. На эту тему народный художник Туркменистана Евгения Адамова написала ставшую хрестоматийной картину «Туркменские женщины - Родине», увековечив подвиг наших соотечественниц, сдававших украшения, денежные средства и облигации, сельхозпродукцию и теплые вещи в Фонд обороны.

На красном фоне, усиливающим эмоциональный накал и трагизм времени, женщины в очереди пункта приёма – у них необыкновенные лица: выражающие скорбь и решимость. Во имя Победы над фашизмом они жертвуют семейные ценности в Фонд обороны. Рядом с украшениями виднеются джорабы…

Читатель, наверное, уже догадался, что одна из женщин на картине – Мамаджан-эдже. Естественно, Евгения Михайловна просто не могла поступить иначе. И хотя картина была написана гораздо позже расставания с Мамаджан-эдже, остались эскизы – худощавая женщина, с волевым лицом и полным драматизма обликом, в огромных глазах которой застыла трагедия матери, пребывающей в неизвестности - живы ли её сыновья?! Образ Мамаджан-эдже передан художницей в центральной фигуре.

…Вскоре после того, как отгремели залпы победного салюта, Мамаджан-эдже достала из узелка потрепанную бумажку с адресом… Почему только теперь?! Скорее всего, память давно вернулась к ней, но она понимала, что её никто не ждал, и возвращаться в пустой дом не хотелось. К тому же она вязала джорабы для фронтовиков…

Чета Адамовых и Мамаджан-эдже отправились в её родное село. Односельчане не верили глазам, в мыслях они давно похоронили отсутствовавшую два с половиной года женщину. А потом ей сообщили главное: пока её не было, пришло два письма от старшего сына и похоронка - на младшего. При слове «похоронка» лицо Мамаджан-эдже окаменело. Родители Евгении Михайловны предложили женщине оставить соседям ашхабадский адрес и вернуться с ними. Но она отказалась.

Месяца через два почтальон принес Адамовым письмо, в котором старший сын Мамаджан-эдже благодарил их за сердечное отношение к его матери и звал в гости…

Рассказ про Мамаджан-эдже закончился к концу сеанса, во время которого Евгения Михайловна сделала несколько эскизов Джемал. В картине Адамовой «На той» Джемал узнает себя в нарядно одетой девушке, спешащей на народное гуляние…